О применимости образования

0
2637

Франсуа де Ларошфуко ещё в XVII веке изрёк известную максиму: “Все жалуются на свою память, но никто не жалуется на свой ум”. В умах людей, которые не жалуются на свою память, эта фраза разрослась до невероятных размеров: можно жаловаться на отсутствие денег, на плохую политику государства, на своих близких, но редко кто жалуется на самого себя. И при этом вовсе не обязательно, что человек бесконечно уверен в своей компетентности, образовании, внимании к другим. Потому что где-то глубоко этот самый человек уверен, что компетентность, образование, внимание к другим, хороший вкус – это всё наносное и неважное. Поэтому можно услышать часто, как с гордостью и отвагой люди заявляют: “мы университетов не кончали”, “в современном искусстве я ничего не понимаю”, “не способен я понять, что говорит этот дурак”, и т.д.

(Один мой хороший студент долго мучился, когда в поездах заходили типичные разговоры и он говорил, что учится на философа. Тогда все начинали спрашивать: ну и кем ты будешь? как ты заработаешь? зачем это нужно? В общем, каждый вклинивался так, будто обучался всю жизнь на философа, потом разочаровался и, одумавшись, сменил сферу занятости. Его это чрезвычайно удручало и наделяло ощущением беспомощности. Я предложил ему говорить: работаю на физическом факультете. И знаете что? Все важно кивали головой и оставляли его в покое, но не потому, что они знают физику лучше или хуже философии, совсем по другим причинам. По каким – догадайтесь сами. Подсказка:  со знаниями это никак не связано. Вообще).

 Бравирование своей неумелостью не ставит под сомнение высказывание Ларошфуко, поскольку люди уверены – ум (на который никто не жалуется) он в чём-то другом. Неважно в чём. Во мне он есть – и всё тут. Безо всяких образований, умений, вкусов. Я всё могу. Почему? Потому что я такой – и всё тут.

Для государства и его культурной политики тут, в этом глубоком убеждении людей, на самом деле “всё”. Недавно министр образования и ректор ВШЭ удивлялись – почему люди не пользуются образовательными кредитами? В самом деле, взял кредит – поучился – устроился на работу – выплатил кредит? А дело в том, что схема эта не работает. Потому что всякий уверен (и небезосновательно): у нас люди устраиваются на работы не потому, что у них есть соответствующие дипломы (извиняющейся походкой пожилой профессор с потёртым портфелем неуклюже бежит между иномарок его первокурсников, которые громко сигналят ему, усмехаясь в удобных салонах авто).

Но как же тогда быть? – играют в наивность ректоры и министры. Никак. По-другому. По-своему. Умеют. Знание, получаемое в университетах, никак не инкорпорируется в жизнь нашего государства. Вот в Европе и США инкорпорируется (кое-где), а у нас вообще нет. Патриоты утверждают – у нас другая жизнь. Совсем другая, не такая как “там”. Хорошо, но почему же тогда наши начальники посылают детей учиться “туда”? Антипатриоты утверждают – нам надо сделать здесь так, чтобы было как “там”. Хотя бы так, чтобы “там” в это поверили (мы сами-то не поверим ни за что). Как это сделать? Надо, чтобы пять вузов РФ попали в сотню лучших вузов мира. Станет ли от этого лучше РФ? Вряд ли. Станет ли от этого лучше миру? Тем более вряд ли. Но сказано – сделано. Будем затачивать систему образования под эти рейтинги, прогибать преподавателей и программы – чтобы попасть “туда”. То, что надо бы настроиться на фактическое положение дел в стране – нет, об этом никто не помышляет. Стыдно потому что. Потому что придётся признать, что люди всерьёз не верят в знание, а на знание, между прочим, тратятся миллиарды. И люди, эти миллиарды делящие (между собой, потихонечку), конечно же, никогда не признают, что всё это должно быть не так. Более того – как должно быть – никто тоже не знает, поскольку перед глазами только рекламные баннеры западных университетов.

Сфера тех вещей, на которые никто не жалуется (ум, уверенность в себе – даже через напускное похвальное покаяние, неразбирательство в культуре) – очень выгодная сфера. У нас социально ориентированное государство, это значит, что в любом случае об образовании, культуре, вкусах, взглядах на жизнь, следовало бы заботиться. И начинается бесконечная игра в подмигивания: на одном уровне мы имитируем заботу, на другом прекрасно знаем – наши люди в эти вещи глубоко не верят. И поэтому, кажется, можно делать всё что угодно. Играть в какие угодно университеты и образования, культуры и искусства. Почему бы не придумать православного Вагнера? Легко. А буддийскую математику? В самом деле, почему бы и нет? И даже выгодно поддерживать в сфере образования специальный уровень её ненужности для жизни (говоря прямо противоположное и требуя его от и так замученных работников): пока мы даём знания, нас не уволят. Пока мы даём знания, никак не связанные с жизнью, никто нас не проверит. Пока люди получают знания, никак не связанные с жизнью, они выглядят на общем фоне не так уж и плохо. Пока знания неприменимы, мы дарим людям уверенность: они умнее всех безо всяких университетов, культур, искусств и вкусов.

И применимость люди научились понимать по-своему (каждый во что горазд), безвкусно, некомпетентно, безыскусно. Например: “окупить”, “заработать” (вспоминаем поездной разговор). И люди эти, без особого образования, занявшие руководящие посты (помимо дипломов и культуры, выслугой, зачастую пока ещё партийной, интригами), люди эти обратили взор свой на образование и стали требовать такой вот, неприменимой к культуре “применимости”. А что? Никто как прежде и не жалуется на отсутствие ума. Всем хорошо, тепло и уютно. Завершить можно эпиграфом, который Владимир Набоков взял к своему “Дару” из учебника русской грамматики Смирновского:

«Дуб — дерево. Роза — цветок. Олень — животное.

Воробей — птица. Россия — наше отечество. Смерть неизбежна».