Когда время подходит к началу показов конкурсных «страданий», в городе возрастает странная напряженность духовного поля. Начинаешь встречаться с друзьями студенческих времен, с которыми не виделся десятилетиями, просто ходили всю жизнь по разным улицам. Начинаются рассказы о том, кто как, где был, что видел.
Выясняется, что жив язык юности, и никто не состарился, и те же мальчишки живут в тех же домах, просто душа прожила сонм событий и приобрела массу опыта, близкую к критической. Ведь для этого она и пришла в этот мир, в это тело, в это время, чтобы продолжить свои бесконечные уроки божественной игры, не правда ли?
Однако первый просмотренный фильм конкурсного показа («Вместе», Д. Шабаев, Россия) чуть не выкинул меня не только из зала, но и вообще из пространства фестиваля. Автор, он же «лирический герой», заполучил на время в свою жизнь дочь, вывез ее в заграничную жизнь (в Швецию, что ли? Предлогом путешествия была возможность «пообщаться с Пеппи»), обвешал себя и ребенка десятком камер (на голове, в руках, видеорегистратор в машине), и тоже не один, фиксирует чуть ли не каждый момент, прожитый вместе. И ничего не происходит! Камера, закрепленная на голове ребенка, который крутит головой, смотрит в небо, качаясь вечером на качелях с папой, дает рваный, смазанный кадр, разговоры как бы ни о чём и бесконечные попытки как-то развлечь ребенка.
Вместо живой лошади Пеппи на веранде дачи пластмассовый муляж на колесиках, несколько фигурок маленьких лошадок, которых девочка полощет в грязных лужах, оставшихся на лестнице в «домике на дереве» после дождя, и которых кормит «вкусняшками» из песчаной кучи, всерьез заботясь о том, чтобы песчаную кашу лошадь ела из чистых тарелок, отсылая папу за новыми порциями одноразовых. Какая-то беспомощная попытка диалога, безуспешные попытки вывести ребенка в сад развлечений, куда они опаздывают, и ребенок бесконечно и безуспешно ломится в запертые двери игрушечных домиков, наращивая беспомощное негодование.
И если бы не случились несколько «как бы» случайных встреч перед просмотром, когда понимаешь, что даже старые друзья прожили какую-то свою жизнь, о которой рассказывают на своем языке, где культурные коды отличаются от твоих, пусть чуть-чуть, но этот ракурс тебе не знаком. И надо потрудиться, чтобы сработал параллакс зрения, когда два разных глаза у одного человека, посаженных по разные стороны носа, видят капельку разные картинки, а в результате просто картинка приобретает объем. Я так ничего и не увидел бы в этом фильме, кроме неизвестного мне, обрывистого и не внятного изобразительного языка.
И только когда кто-то рядом в курилке сказал: «Конечно, «Вместе» – лучший фильм из трёх показанных утром!» неожиданно дошло – правы суфии, «суетливым нищим меньше подают». Чтобы заработал параллакс, нужно просто потренировать зрительный механизм.
И я увидел историю своего друга, который мечется по городам, в поисках работы ради не малых денег, без которых его жена не подпускает его к маленькой дочери, которую в лучшем случае он видит раз в несколько месяцев, и так же как герой (он же автор фильма), не знает, чем ее занять. В мечтах о том, чтобы она выросла талантливой и независимой, он не научился строить общение, в котором ее таланты могут формироваться и проявляться. И только длинный кадр текущей слезы по щеке дочери в начале фильма, мучительный поиск отцом слов, которые начнут длинный путь в тысячу ли к доверию, и неловкие кадры неумелой отцовской ласки в конце, после которой дочь начинает сочинять собственную сказку, пародирующую противный мамин голос «Маша, пора в школу!!!», создают толчок к ожидаемому открытию: история эта настолько банальна и повторяема, что нужно создать новый визуальный язык, для того, чтобы увидеть глубину трагедии отца и дочери.
Дочь в мелкой луже может увидеть собственную сказку, сразу, как только не просто кожей, но и всем телом почувствует, что она нужна и любима, и начнет, как в родном доме, удобно устраиваться в пространстве папиного автомобиля, едущего неизвестно куда. Это пространство становится пространством любви. Урга. Просто папа пока не нашел еще слов. А Маша нашла. И тут же начала сочинять свою собственную сказку жизни.
Все фильмы, которые удалось посмотреть в первый день фестиваля, требуют внутренней работы зрителя, некоторого самостоятельного шага, самонастройки еще одной точки зрения, высказанной в нужный момент и «как бы случайной». Фильм второй конкурсной программы показался бы мне забавно иллюстрированной историей жизни не слишком ценимого мной поэта, создателя «серебряного века» русской поэзии, самовлюбленного и часто декларативно выспреннего Бальмонта, с его многочисленными невротическими «половыми подвигами самца человека».
Я всегда считал, что правильно записанная его биография может стать пособием для психоаналитической работы Фрейда, который именно на анализе таких «поэтических натур» русских женщин построил свою теорию. Способ иллюстрировать поэзию видеорядом оригинален только подборкой из мелодрам немого кино, которые акцентируют пошловатую подоплёку поэтических откровений поэта, порождающую неврозы и истерию женщин, попавших в круг его «лирическо-половых» устремлений.
Однако милейшая Алевтина Аркадьевна, которая благодарила организаторов за симфонию чувств, которые она испытала при просмотре этого фильма, уже вышла из возраста, когда гормоны определяют реакцию организма, тормозя разум. Она была реально очарована тем видением творчества поэта, который предложили авторы. Способность увидеть и услышать скрябинскую «Поэму экстаза» за компилятивным видеоотчетом музейщиков о проделанной работе по сохранению фонда, дающего им пропитание в течение многих десятилетий – это не просто человеческий зрительский дар. Это урок старым циникам вроде меня – не судите, да не судимы будете… Расслабьтесь, «и на ноже карманном…!».
А третий фильм конкурсной программы первого дня был симпатичен, глубок и мил напрямую, уверен, не только мне. Фильм «Сосед» (Россия, Сибирская студия) настолько оригинален уже находкой героя, что не требует создания собственного видеоязыка. Симпатичный «афророссиянин» из трамвайного парка в Иркутске, из ледяного трамвая, который заменил ему африканскую хижину-дом, так испугавшемуся в детстве того, «кто живет в пруду под баобабами», что он сбежал в юности в арктические джунгли России и только тут понял, что страх можно победить только улыбкой.
Поэтому, как дикая обезьяна, он в начале фильма хохочет над каждой ситуацией, встречающейся на пути его заледенелой трамвайной пещерки. И только потом выясняется, что до водителя трамвая его вел путь, полный ледяных терний, который он должен был пройти, чтобы стать человеком. Таким, которому не стыдно съездить в Африку и доложить отцу, что он стал таки человеком, которому не стыдно отчитаться за свою жизнь перед предками. Хотя младшему брату он помочь и не может.
И рассказ, совершенно простой и искренний рассказ суфийского мудреца, в которого неожиданно превращается хохочущая ледяная афрообезьяна, о том, что он рассматривает свою жизнь как школу, которую нужно именно в таком теле пройти именно в этом месте, чтобы заслужить право на следующую жизнь на новой ступени, придает фильму бездонную глубину постижения небесной воли.
Фильмы первого дня задали зрителю массу духовной работы. Тем более странно, что на бесплатных показах конкурсных фильмов заполнено меньше трети мест в зале. Зато на лекции модного московского киноведа Долина зал забился битком, вплоть до дополнительных стульев, людьми, собравшимися, чтобы послушать банальности человека, чье единственное отличие от них самих – свободная возможность присутствовать на модных кинофестивалях и общаться с другими модными зрителями. Создается впечатление, что саратовские «интеллектуалы» скоро будут жалеть усилий, чтобы самим заниматься любовью и станут нанимать для этого специально обученных людей. Неважно, что вымрут при этом.