Разные фильмы можно посмотреть на «Саратовских страданиях». Одни сняты, поскольку автор сострадает герою сам, и понуждает сострадать зрителя, того, который ещё способен сострадать другому. Другие сняты из веселого прикола – «позырьте, робя, чо я тут надыбала в странствиях, катаясь на велосипеде по северному бездорожью».
Такие вызывают симпатию, потому что авторы, симпатичные девушки, любят и развлекают, прежде всего, себя. Хочешь влиться в компанию – падай рядом, нет – никто и не звал. Сегодня, похоже, во ВГИКах и прочих киношных образованиях самый читаемый философ – Лейбниц, чей разумный оптимизм – не вера в то, что все люди идеальны, а готовность поверить в то, что в каждом есть больше, чем видится, как плохого, так и хорошего.
Такой оптимизм основан на уверенности в том, что, несмотря на невежество и жестокость, в мире есть что-то еще, ради чего его стоит полюбить. Пессимизм по Лейбницу – это смирение с невозможностью найти выход из ситуации, неумение удивляться и находить удовольствие в незнакомом, непонятном и неприятном на первый взгляд. Нужно просто изменить угол зрения, а числу углов в круге имя – бесконечность. Лейбниц постоянно изобретал новые системы исчислений и Академию Удовольствий, его Героем был Арлекин, всегда хитрый, многообразный, находящийся в постоянном движении, в поиске чего-то нового.
Фильмы Е. Отрепьевой «Ребалда» и «Звизжи» О.Привольновой именно таковы. Лену (а может, Е. в программе – это Екатерина? Тогда Катю) Отрепьеву барды заманили на Север, на Соловки, послушать и поснимать, как славно они поют свои бардовые песни. Она быстренько убедилась, что барды все те же и поют все про то же, лирика незамысловатая и чувства интересны разве что им самим, в момент возникновения и проживания, а транслируются не очень. Уж больно мотивчики похожи. Оседлала она велосипед, невесть как туда попавший, да поехала, куда глаза глядят, благо тропы на Соловках, ещё монахами проложенные, не зарастают, но, укрытые не асфальтом, а мягкой хвоей, становятся все мягче год от года.
Привольнову, похоже, заманили не так далеко, но глушь с кикиморами еще загадочней в Подмосковье (как они там выживают, кикиморы-то?). Олю (или Олесю? Да разве это важно?) тоже позвали денежек чуть заработать на арт-фестиваль, снять трехминутный сюжет. И тоже не пошло дело. Для чего люди едут за тридевять земель выламываться как «ложечка сложножолобовыгибиестая, да с приподвыподвертом», она как-то не сумела понять, даже трех минут сюжета не сложилось. Вы тоже попробуйте с первого раза вслух произнести. А, то-то, дружок!
Но если Отрепьева нашла почти монастырь со строгим уставом, где ее герой косит в качестве послушания косой на длинной ручке траву, да не мураву, и не трын-траву, а ламинарию на дне морском, то Привольнова нашла именно «заповедные да дремучие страшные муромские леса, где кикиморы живут».
Обеих дам (или девушек?) симпатично роднит то, что они не любопытны (любопытство – главный корень – «пытать»), но любознательны. И откровенно симпатизируют своим героям. У обеих авторов фильмов (странно звучит, «обеих авторов», верно?) герои странные, но у Отрепьевой герой любовь нашел и спрятал подальше с глаз чужих, в морских просторах, где на нее глазеть может только синь морская да небесная. Сини он доверяет, «цвет небесный, синий цвет полюбил он с юных лет» а от людей предпочитает держаться подальше. На все лето он берет в руки косу непредставимой длины и, сам себе и заяц и дед Мазай, на лодочке косит морские поляны. Это занятие, видимо, доставляет ему дикое удовольствие. Выкосить да высушить – большое дело, так что и денег он как бы не ждет. За короткий северный летний сезон семья из трёх человек зарабатывает десять тысяч. Слава Богу, что не в поту – какой пот на Соловках?
Чтобы прокормиться, тут не нужно крутиться, жизнь не суетная, но рыбы вволю, а водки и соблазнов нет, кто ж её повезет на Соловки? Даже сахару дают по норме, не разгонишься. Будете руки с мылом мыть – чай без сахара пейте.
Но Боже ж ты мой ненаглядный, как бездонно и привольно любви героев в этой бескрайней сини Севера! Какая там скудность, разожраться можно и единой пойманной рыбешкой, это просто такая форма Божественного изобилия. Нужно просто нужных людей поместить в нужное место. А потом неожиданно найти их, чтобы любоваться. Больше-то их найти никто не сможет. Вы, например, ожидаете найти на карте местечко с названием Реболда? Не бывает взаправду таких местечек!
Еще меньше мест с названием «Звизжи». Такого и языка то в природе нет, в котором есть такие названия. Впрочем, русского матерного еще никто не отменял, на нем и говорят, и думают герои О.Привольновой. Поскольку это явное болото, слушать их и не надо, «защекочуть до икоты, и на дно уволокут». Тогда кино получается как бы немое, в котором ужимки и прыжки главной, невероятно симпатичной кикиморы понятны без всяких слов. Гораздо более понятны, чем слова сложновыегибистых персонажей, которых неведомо как занесло на перекресток всех болот вслед за автором. Им, видимо, тоже «остолбенел» их фестиваль, и они «пошли в народ».
Не сложилось. А у автора сложилось. Она сняла удивительно милую историю про любовь и ревность кикиморы, состоящую из прыжков, толчков и ужимок. На этом фоне совсем неудивителен, но как-то печально утешителен рефрен, который постоянно звучит в рассказах всех персонажей: «А вот такая «Очки и Тапочки» у нас тут была. Дачу снимала, потом совсем переехала. Померла, однако. Жаль девку». «Васю знаешь? Да где, помер он».
Как-то беспечально в этом мире звучит частое упоминание смерти, это такой постоянный карнавал, где постоянные переодевания героини из рубища в рубище по экспоненте улучшают ей настроение, где любовь и ревность адекватно выражаются словами: «ехай на… отсюда», где место объятий занято толчками и пинками, в общем, такие русские арлекины в бескрайнем просторе российских болот.
Но милы автору, черти! Такой вот угол зрения у него, у автора.
Фильмы эти должны ненавидеть творцы «русского мира». В Европе таких героев нет и быть не может. Ей это не противопоставишь. Ирония и жалость – максимально, что найдут в этих фильмах цивилизованные европейцы.
А наши дамы, авторы, «обеи», находят любовь. «Обеи» и полетели.
