В начале февраля, – а точнее – 2 числа, – люди совершают странные манипуляции. Одни из них собираются вокруг норы сурка (в других культурных традициях – ежа или барсука) и наблюдают за его поведением.
Считается, что если сурок не увидит своей тени, то означает, что зима скоро кончится, а вот если свою тень он увидит, то ждать до окончания зимы еще целых шесть недель. Традиция не новая, еще в Древнем Риме увлекались подобными вещами. Впрочем, чего было ожидать от римлян? Они же и по внутренностям животных гадали, и прочими вещами, нарушающими современные представления о порядочном поведении, занимались.
Но как-то обычай с сурком сумел удержаться и даже стать достаточно популярным. Ровно настолько, чтобы привлекать внимание многочисленных репортеров и съемочных групп.
Такова предыстория, с которой начинается замечательный фильм «День сурка», описывающий все превратности судьбы человека, который вынужден проживать один и тот же день. Приятного мало, как выясняется, что знакомо всем работникам, имеющим дело с монотонным трудом. Главному герою не позавидуешь. Да и сурку, честно говоря, тоже.
Но речь все-таки не он них, а о других людях, которые, и это не менее странно, издают все новые документы относительно образования. И по степени осмысленности их деятельность не сильно отличается от ожидания выхода сурка из норы. Минобраз (какое-то зоологическое наименование!) отметился в эти зимние дни разрешением еще нескольким ВУЗам проводить дополнительные испытания по отдельным направлениям подготовки.
В числе «избранных» попал МГИМО и еще несколько высших учебных заведений, правда, такое право им дано не по всем реализуемым направлениям, а только по профильным. Конечно, подобные меры периодически предпринимались и раньше. Можно вспомнить хотя бы разрешение проводить дополнительные испытания по журналистике (ну этот был бы совсем редкостный абсурд даже по меркам современного российского реформатора, если бы журналистами становились те, кто просто смогут написать тесты на положенное количество баллов).
Проблема даже не в том, что высшим учебным заведениям возвращают право проводить дополнительные испытания. Если спросить любого преподавателя, то он будет только рад, если удастся хоть как-то повлиять на процесс отбора вчерашних школьников, из которых предстоит отшлифовывать будущих юристов, физиков или психологов. Но дело в том, что в качестве аргументов за введение подобных испытания звучат высказывания, обратные тем, которые когда-то высказывались за введение ЕГЭ.
Главным обоснованием единого государственного экзамена было ведь стремление уйти от субъективности оценок приемных комиссий и коррупционных схем. Единый экзамен был призван исправить социальную несправедливость, дать одинаковые шансы абитуриентам, независимо от того, получили ли они среднее образование в отдаленном поселка или в элитной московской школе. Удалось ли этого добиться? Частично, да. По крайней мере, отдельным индивидуумам такая траектория социальной мобильности вполне удается, остальные же достаются региональным ВУЗам или (на самый крайний случай) техническим училищам и колледжам.
Но теперь эта логика забыта, и очередной образовательной инновацией звучит мысль о том, что – оказывается! – далеко не каждый абитуриент с искомым количеством баллов может стать лингвистом или юристом. На Нобелевскую премию такое открытие не тянет, но на маленькое административное свершение – вполне. Но обидно, что повторяется та же самая ситуация, которая уже была несколько лет назад, когда под знаменем реформ и лозунгами: «Новое лучше старого» уже разрушалась имеющаяся система образования со всеми накопившимися в ней пороками и недостатками.
Но авторы ЕГЭ ведь не просчитали социальных последствий своего изобретения. Они не смогли предугадать, что, например, перекос в сторону тестов приведет к появлению поколения, которое не умеет выражать свои мысли в устной форме. Они не ожидали (наверное!) социальных последствий Единого экзамена, а именно – бегство наиболее интеллектуально развитой молодежи в столичные ВУЗы, следовательно, рост не только материального, но и интеллектуального неравенства между регионами… Как говорится, «об этом мы подумаем завтра»…
Так вот происходящие преобразования означают постепенный отступление от ЕГЭ, поэтому многие поспешно радуются им, даже не задумываясь, как повторяется все тот же жизненный цикл реформ. Мы возвращаемся к той точке, с которой начинали свой путь. К тому же самому перекрестку, где в очередной раз бы сделан революционный выбор по поводу все новых и новых преобразований. Только возвращаемся уже с накопившимся чувством усталости и бессмысленности от происходящего, как у героя Билла Мюррея из уже упомянутого фильма. И кто даст гарантии, что еще через пять лет новая волна публикаций в СМИ не начнет борьбу с коррупцией во время дополнительных испытаний в ВУЗах? И круг начнется заново, а абитуриенты и их родители будут с новой силой проклинать все происходящее.
Такое ощущение, что система образования проживает очередной день сурка. Предшествующие уроки благополучно забыты, а впереди – еще целое поле нехоженых граблей… И ошибки можно повторять до бесконечности, ведь все равно завтра никто ничего не вспомнит. По этому кругу можно бегать еще долго. Как сурок…простите, хомяк в колесе.
Считать, что реформаторы не видят той тени, которую отбрасывают их действия, просто глупо. Остается предполагать сознательность совершаемых действий (отчего еще хуже) и отсутствие каких-либо радужных перспектив. Тень видна невооруженным глазом, значит, зимний период в системе образования кончится еще не скоро.
