Кажется, вопрос о том, какое искусство считать современным, а какое – уже или ещё нет, становится определяющим не столько для потребителей искусства, сколько для самих художников.
Можно даже сказать, что нужда определиться по поводу современности особым, оригинальным образом уже сама, будто взмах волшебной палочки, наделяет человека статусом художника – или лишает такового в глазах общественности.
В этой языковой игре, в этой тяжбе за значение “современности для искусства” не было бы большой беды, если бы она не закрывала от нас не только значительную часть искусства прошлого, но и существенные, важные вещи, которые происходят сегодня. Следует помнить о том, что все важные изменения, как говорил Ницше, “приходят на голубиных лапках”. Чем важнее производимое искусством действие, тем оно незаметнее для публичного шума, тем меньше у него шансов попасть на первые страницы кричащих газет. Представим себе, что некто ходит с лупой по земле в поисках следов великих животных и никак не может ничего найти; камера отъезжает назад – и мы видим – почему именно ничего не находится. Всё чрезвычайно просто: ищущий ходит внутри огромного следа динозавра, но не знает об этом. Почему не знает? Потому что он уверен, что с помощью своего поискового инструмента готов ко всему. И в силу этой своей уверенности заведомо промахивается мимо.
В 1923 году писатель, поэт и переводчик Михаил Кузмин написал небольшую заметку “Скачущая современность”, где достаточно иронично высказался против тех художников, которые стремятся за современностью угнаться. К этим попыткам относится, например, желание писать современникам о современниках, об их проблемах, о том, что волнует “простых” людей. Но беда в том, что сами эти люди быстро меняют свои мнения, и художнику остаётся на выбор простая дилемма: либо постоянно “догонять” и даже стараться “обогнать” мнимое происходящее, либо понять, что дело искусства в другом. Кузмин ставит вопрос о Достоевском: кто кого больше научил: современность – Достоевского или же, наоборот, Достоевский – современность? Нам-то понятно, что процесс этот был взаимным, однако художник должен упростить себе ответ на этот вопрос. Кузмин предлагает второй вариант ответа. Нам также понятно, что, по-хорошему, художник никому ничего не должен. И мы с этим согласны: никому и ничего. Кроме как самому себе и делу своего искусства. И только если последнее свершится, тогда и современность как-нибудь да найдёт себя сама. Она всё может, она же тотальна.
Михаил Богатов
