Министерство делает вид

Министерство занятости труда, и миграции решило продолжить традицию открытости правительства и поиграть в диспут по поводу того, как лучше организовать квотирование рабочих мест для людей, нуждающихся в определенной поддержке государства при трудоустройстве: инвалидов, молодежи, впервые устраивающейся на работу, а также лиц, освободившихся из мест лишения свободы. Были приглашены эксперты из служб занятости города, руководитель кадрового агентства, председатель регионального отделения общества инвалидов, активисты ЕР из молодежного парламента, в большинстве давно знакомые между собой с заранее известным мнением. Для кворума пригласили и несколько инвалидов, молодые парламентарии тоже привели группу поддержки.

Диспут проводила заместитель министра — председатель комитета по занятости населения Наталия Кривицкая. Она, конечно, сформировала свое мнение заранее, и процесс был организован так, чтобы заранее намеченные участники проиллюстрировали это мнение замечаниями и разной формой поддержки. Люди, сидевшие по левую руку от модератора, высказывали позитивные мнения об организации квотирования, по правую – выступали «адвокатами дьявола».

Всего было предложено 5 вопросов для обсуждения. Первым обсуждался вопрос о трудоустройстве инвалидов, которых в области более 150 тысяч. Именно эта категория граждан

прежде всего нуждается в подготовке для их работы в специально оборудованных рабочих мест, подборе специфической деятельности в соответствии с их реабилитационными показаниями. Для повышения потенциальной востребованности инвалидов на рынке труда многие нуждаются и в специфически организованном обучении.

Председатель общества инвалидов в своем выступлении доложил о том, что законы (областной и федеральный) существенно помогают многим инвалидам в трудоустройстве, в десятке случаев для них были подготовлены и оборудованы за счет бюджета рабочие места. В целом же в большинстве случаев те места, которые предлагают инвалидам промышленные предприятия, для инвалидов не подходят, так как не в состоянии учесть их специфические особенности.

Забавно прозвучало выступление не назвавшейся чиновницы из мэрии, которая заявила, что работа чиновника требует особых навыков работы с людьми. Это предъявляет особые требования к ним, несет чиновникам всех уровней большие нервные перегрузки, поэтому чиновничья работа квотированию практически не подлежит. Только самые легкие формы инвалидности могут претендовать на то, чтобы быть использованы в чиновничьей сфере трудовой деятельности.

По мнению отдельных независимых экспертов, большинство чиновников саратовских ведомств – уже инвалиды Великой Отечественной Жизни (ВОЖ), которые страдают весьма специфическим отношением к тем людям, проблемы которых наняты решать. Как раз лица с ограниченными физическими возможностями, привыкшие помогать друг другу, имеющие навыки взаимоподдержки на многих местах могли бы оказаться более эффективны, чем сегодняшние чиновники той же мэрии, эффективно решающие собственные вопросы по своим алгоритмам. Но чиновники считают себя уникальными. Им долго нужно учиться жить без отвращения к людям. Особенно не похожим на них.

Отдельная, и очень острая проблема – подготовка инвалидов к профессиональной деятельности – практически на диспуте не обсуждалась. Поскольку министерство труда сделало фигурой умолчания проблему разрушения системы профессиональной подготовки на рабочие профессии, диспут обошел ее стороной и в отношении инвалидов. Центр обучения и реабилитации «Парус Надежды» занимается реабилитацией по медицинским показателям, но обучать профессиям, которые могут быть востребованы на рынке труда, он точно не в состоянии. Те мастерские, которые существуют в «Парусе надежды», обучают выполнению работ (гончарное дело, шитье, вязание, фотография), которые могут быть содержательным хобби для структурирования времени жизни, развивают навыки самообслуживания, но никак не служат основой профессиональной подготовки.

Отдельные умельцы, склонные к творческой деятельности, самостоятельно обучаются изготовлению подделок из лозы и тростника, каких-то очень симпатичных изделий из дерева и стекла. Но организовать их в какую-то производительную структуру, заняться реализацией их изделий никто не собирается. Министерства-то разные, у них разные задачи и разная миссия работы с инвалидами. Удовлетворенность инвалидов доступной для них трудовой деятельностью никто ни в одном из министерств не учитывает. Есть работа, или хотя бы квота для ее получения – уже хорошо. Что думают по этому поводу сами инвалиды – их на диспуте никто не спросил. Хотя несколько человек были приглашены и пришли. Только закуривая после окончания диспута на улице, они обменивались мнениями, подвели итог: «Чего приходили? Только время потеряли!»

Не прозвучал на диспуте и вопрос о том, что многие категории людей с ограниченными возможностями нуждаются в специально организованных производствах, таких, какие были раньше организованы для слепых и слабовидящих. Эти производства не выдержали включения в рыночные отношения и полностью уничтожены.

Сегодня главная задача министерства – переложить как можно больше ответственности на плечи работодателей. Основной вопрос, который заботит сегодня работников министерства – начиная с какой численности малое предприятие можно нагружать квотой трудоустройства инвалидов, или, в случае специфики деятельности, непригодной для инвалидов, обязать выплачивать компенсацию в размере средней заработной платы по региону, то есть взять на содержания нахлебника. Кризис, который уже сегодня поставил малые предприятия на грань выживания, как бы не учитывается. Министерство готово доказывать законодателям, что как только численность малого предприятия переползет через отметку 39 человек, сороковым должен быть принят человек с ограниченными возможностями. И надо только решить, какие льготы за это получит предприниматель или иной работодатель, которые, кстати, к участию в дискуссии не были приглашены.

За полтора года работы в центре обучения и реабилитации инвалидов «Парус Надежды» туда пришел только один предприниматель с предложением организовать рабочие места для инвалидов. Это был успешный руководитель мебельного предприятия, который в качестве хобби организовал филиал, в котором планирует восстановить один из саратовских брендов –саратовскую гармошку. Его интерес был экономико-политическим. Он хотел за счет идеологической составляющей — воссоздания бренда саратовской культуры — получить средства на закупку оборудования, приспособленного для инвалидов, и этим удешевить процесс подготовки производства.Для предпринимателя это был просто идеальный вариант, когда увлеченность идеей могли бы сочетаться со стратегическим направлением повышения туристической привлекательности региона и частично решить проблемы трудоустройства инвалидов. На первых встречах инвалиды выслушали рассказ и послушали гармошку с удовольствием, однако поступать на работу не поспешили.

Тем не менее, возможно, самый правильный путь – не навязывать квоту малым предприятиям, а искать энтузиастов, возможно, из инвалидов травматиков, ставших инвалидами в зрелом возрасте, которые занялись бы созданием артелей, кооперативов из инвалидов, где они занимались бы творческими видами деятельности, приносящим кроме материальной выгоды еще и эмоциональное удовлетворение и структурирование такой плохо учитываемой министерствами и ведомствами конструкции, как система жизненных смыслов .

Но такую задачу министерство перед собой ставить не будет, это очевидно. Поэтому вывод по первому вопросу звучал умиротворенно: «Система квотирования рабочих мест работает не плохо, но нуждается в доработке и модификации». Кто бы сомневался!

Второй вопрос появился в дискуссии благодаря инициативе молодежного парламента, вдохновленного опытом французской молодежи, которая массовыми митингами и демонстрациями отстаивала перед правительством свои права на квоты рабочих мест для выпускников ВУЗов, которых в периоды сокращения экономики не хватает, особенно в престижных профессиях. В России, и в Саратове в частности, произошел перекос — выпускники юридических и экономических ВУЗов сильно превышают количество выпускников профессий инженерных, специалистов, готовых идти в производительные сферы экономики.

Представители службы занятости и кадровых агентств тут же начали возражать, что, несмотря на такой перекос проблема не в том, что рабочие места отсутствуют, а в том, что у большинства выпускников завышенный уровень притязаний и неадекватная самооценка. Еще не имея навыков практической работы, они претендуют на уровень зарплат, которого не имеют в тех же профессиях их родители, специалисты предыдущего поколения.

Во всех учебных заведениях, по их мнению, необходимо вводить спецкурсы, обучающие правилам и навыкам поведения на рынке труда. В большинстве сегодня производственные коллективы катастрофически стареют, амбиции молодежи, которая хочет всего, сразу и сразу много, чаще всего необоснованны. Эти амбиции должны подталкивать ее скорее к приспособлению своих знаний и навыках к требованиям рынка труда, чем к получению каких-то квот. Тем более что профессии, в которых работодатели предоставят рабочие места, вряд ли удовлетворят молодых специалистов.

Этот вопрос еще долго останется открытым, так как решения, подобного системе распределения во времена Советского Союза, в ближайшие годы не предвидится. Суть в том, что человек в процессе строительства профессиональной карьеры не может не совершать ошибок. Иногда эти ошибки обходятся предприятию довольно дорого. Кто за это должен платить – вопрос, ответ на который каждый может найти только сам – сколько стоит мой опыт и кто его оплатит, если он нужен прежде всего мне? Это мой ресурс, которым я не могу разделить ни с кем, потому что на чужих ошибках никто еще не научился. А предоставлять квоты как пенсии для тех, кто считает, что, получив образование, он уже прошел свой «путь героя» и может почивать на отдыхе, не согласится ни один разумный работодатель.

Хотя журналистам слова не давали, я был готов отстаивать мнение, что помогать государственными средствами молодежи в поисках работы по сердцу и по способностям – это верный способ угробить еще не  состоявшегося работника. Тут каждый должен пройти свой путь со своей цепочкой выборов и усилий по саморазвитию.

Завершилась дискуссия обсуждением вопроса о помощи освободившимся из мест лишения свободы. С одной стороны, все присутствующие понимают, что тавро «зэка» лежит на человеке достаточно долго, и в нашей стране вызывает многоуровневое недоверие при устройстве на работу. Это общинная генетическая память подсказывает- порекомендовал человека, тем более от имени государства – как бы поручился за него, «взял на поруки». А ну как он, черт…! Отвечать-то кто будет, я что ли? А не готовы ли в УФСИН заниматься этим человеком, писать ему характеристики из мест заключения, как он там относился к работе, что умеет и каков в отношениях с коллективом?

То ли обычный трудовой коллектив приравнивается в подсознании чиновников к тюремному, то ли зэковская судьба – навсегда оставаться под контролем УФСИН в состоянии полу-свободы и под подозрением.

В общем, кто и за что будет отвечать в работе с этой категорией потенциальных работников, осталось до конца дискуссии не понятным. Какие рекомендации выдавать законодателям, какие формы работы и кому прописывать в должностные обязанности – тоже. Вчерашние зэки – люди с навыками выживания. Они-то выживут, а вот каково жить с ощущением затаившегося рядом зверя – это одни чиновники знают. Мы для них – зверьки, подлежащие дрессировке.

Алексей Шминке.