Если что церковь и умеет делать очень хорошо, так это чествовать своих иерархов и их предшественников. Так хорошо, что вгоняет в дрожь ужаса простого светского журналиста: как бы не ляпнуть по незнанию чего-то такого, что оскорбит чувства верующих и грянут на голову если не громы господни, то что-то вроде вечного отлучения от компьютера и «паутины»: «Не греховно ли, может ли вообще что-то не нравиться в этом пафосном богоугодном процессе?»
Мои чувства светского человека практически оскорбляет то, что не проводятся ежегодные чествования ректоров классического университета им. Н.Г. Чернышевского, которые не меньше церковных иерархов сделали для образования и воспитания саратовского юношества за весь прошлый век и начало нового тысячелетия.
Тем более, что имена их прославлены в разных научных дисциплинах, и если бы факультеты на этих ректорских чтениях докладывали о реальных фундаментальных теоретических разработках и результативных экспериментах, имеющих шанс воплотиться в эффективные технологии – многое могло бы меняться не только в горних высях духовных скреп, а и в реальной экономике и уровне жизни города и его населения в целом, а не только церковной паствы.
Того, кто в первый раз после ремонта оказывается в стенах духовной семинарии, которые раньше были стенами педагогического института, не может не поразить разительный контраст материального благополучия и степени ухоженности этих двух заведений.
На одной из секций, где работали университетские социологи, было выступление про исследование состояния духовного воспитания, собственно, в церковной и светской практиках. Я с удивлением узнал, что существует государственный стандарт на программы обучения в церковных воскресных школах, который включает и определенный уровень материально-технического оснащения.
Поскольку вроде бы по конституции церковь у нас отделена от государства, само существование такого стандарта уже приводит в недоумение. Но есть он или нет в бумаге, в материальной базе, в оборудовании аудиторий, где проводилась работа слушаний этот стандарт в семинарии явно более высок, чем в саратовских университетах.
Сама организация слушаний тоже на порядок более четкая и продуманная: во всех ключевых местах семинарии, на всех лестницах и переходах во время слушаний постоянно дежурят семинаристы, готовые подсказать, где какая секция проходит, сколько осталось до перерыва и где кого можно найти. Это составляет приятный контраст с организацией конференций на тех же гуманитарных факультетах саратовских университетов, где студенты в лучшем случае знают о том, что какая-то конференция в здании проходит, и могут примерно сказать, где, вероятно, проходят пленарные заседания.
Но уж получить информацию, где какая секция работает, мне от студентов не удалось ни разу. Только после странствий по коридорам, иногда даже между корпусами удавалось найти табличку, а уж получить материалы, хотя бы программу, если опоздал на регистрацию, не удавалось практически никогда. На Пименовских чтениях информационный материал находится дежурным семинаристом по первому запросу, и оформлен в продуманный, красиво оформленный буклет. Престижность публикации в сборниках чтений тоже, видимо, растет год от года, поскольку на разных секциях можно было услышать от их ведущих, что в ходе отбора отсеяно множество работ.
Тем не менее, не будучи специалистом в богословских или теологических работах, оценить их профессиональный уровень довольно затруднительно. Уровень же обществоведческих, в частности, социологических работ, по уровню методологической и методической подготовки и оснащенности восторга не вызвал.
Так, одна из доцентов социологического факультета рассказывала на секции об исследовании уровня и содержательных характеристиках религиозности молодежи, основывалась на данных анкетного опроса, проведенного на четырех подразделениях самого социологического факультета. Вряд ли так построенная выборка позволяет судить о религиозности молодежи в целом. И даже названная углубленной анкета, в которой задаются вопросы, с моей точки зрения, даже более интимные, чем вопросы о сексуальном поведении, которые сегодня для молодого поколения достаточно открыты и доступны для публичного обсуждения, вряд ли эффективный инструмент.
Вероятность получения социально желательного ответа в обществе, где клерикализации учебных заведений – открытое стратегическое направление развития, слишком велика. Сегодня на гуманитарных факультетах открыто признаться, что не веришь в Бога сродни тому, чтобы в советском ВУЗе признаться, что не веришь в построение коммунизма в отдельно взятой стране. Поэтому появление 57 процентов студентов, назвавших себя верующими, но при этом не выполняющими религиозных практик и обрядов – это скорее фиктивно-демонстративная самономинация, чем истинная вера.
Почему-то такой социально одобряемый вариант самономинации был обозначен докладчиком понятием из смежной дисциплины экстравертированным типом религиозного поведения без строгого обоснования возможности такого обозначения. Так и в отношении других докладов, представленных специалистами и преподавателями социологического факультета есть серьезные претензии к методологической базе их проведения. Просматривается слегка спекулятивный расчет на то, что востребованность темы именно на таких слушаниях сгладит технические и теоретические недоработки материала.
Оставило самые приятные впечатления посещение музея семинарии, где всего за восемь месяцев перед открытием и освящением семинарии Патриархом Кириллом, собраны артефакты, иллюстрирующие биографии многих служителей Саратовской и Вольской епархии. В музее в течение чтений постоянно готова была дать любые пояснения Ольга Васильевна Гришанцова, которая не является в нем штатным сотрудником, а выполняет добровольный обет послушания. В круге своих мирских забот она работает заместителем директора музея боевой и трудовой славы в Парке Победы, и участие в создании музея в семинарии принимала по просьбе преподобного Лонгина и по зову сердца.
Мой особый интерес вызвала пояснительная записка о пропуске занятий семинаристом Тифлисской семинарии Иосифом Джугашвили, с которым, судя по записке, что-то случалось непредвиденное – то родственник в горах умрет, то снег неожиданно с горы сойдет. И еще умилило происхождение одной из икон, которую передал в дар епархии сельский школьник. Он нашел ее в антикварном магазине, она писана в мастерской Саратовского Святодевичьего монастыря и стоила более 70 тысяч рублей. Школьник вернулся в село, отработал страду, а недостающие деньги уговорил добавить районных фермеров. Выкупил ее и принес в дар. Теперь он учится в семинарии, и дай ему Бог всяческих успехов в его начинаниях.
В музее же стало понятно, почему большинство докладов университетских преподавателей и прочих светских специалистов они читают, точно «так как пономарь», бубня, уткнувшись в конспект, а люди в рясах рассказывают «с чувством, с толком, с расстановкой» даже истории о канонизированных пастырях катакомбной церкви, у которых при расследовании оказывается в документах три варианта отчества, два варианта даты рождения и неизвестен точный срок выхода из сталинских лагерей. Эта история была рассказана как детективный роман, и хотя ясности в конце не стало больше, чем в начале сообщения, слушать было захватывающе интересно.
Оказывается, еще батюшка Чернышевского, известный своим риторским мастерством благочинный Гаврила Иванович присутствовал на экзамене, на котором семинаристы демонстрировали навыки исполнения треб, и поразился, как нудно и монотонно они это делали. И он составил служебную записку из семи пунктов, в которой подробно расписал, каким риторическим приемам нужно их обучить и какого уровня мастерства они должны достичь. Без демонстрации требуемого уровня их просто не отпускали на летние каникулы по домам.
Видимо, верность традициям в семинарии и до сих пор поддерживается на высоком уровне: духовные пастыри по мастерству актера при изложении своих докладов превзошли даже доктора исторических наук А.Н. Галямичева, известного в студенческие годы мастерским исполнением СТЭМовских миниатюр. Смысл его доклада об организации изучения славистики в новейшей истории остался похоронен под техникой исполнения «а-ля пономарь».