Последние несколько лет главной темой любого социологического исследования, которые довелось провести в разных регионах Европейской части нашей необъятной, была проблема низкого уровня медицины. Проколы назывались в самых разных аспектах – от невозможности попасть на прием в поликлинике до низкой квалификации врачей ..
И всегда мне это было непонятно, до полного ощущения собственного старческого идиотизма. Все мои знакомые врачи не просто друзья и специалисты, а, как правило, почти старомодные фанаты профессии. Собственная дочь, обучаясь в медицинском, в какой-то мелочи попробовала схитрить, обменять пропущенную «лабораторку» на коробку конфет, полученную мной в качестве взятки от группы нерадивых заочников и была с позором изгнана из аудитории, в отличие от будущих государственных служащих, моих студентов. Что чиновникам не привыкать разменивать профессиональные знания на денежное или иное вознаграждение – это мне с их «младых ногтей» собственных студентов известно не понаслышке.
Но что такое творится с обыденной медициной в масштабе всей страны? Почему именно медициной активно недовольны потенциальные избиратели на большинстве избирательных площадок всех известных мне регионов?
Увы, нежданно негаданно подвернулся случай сменить беспонтовую исследовательскую стратегию «рассуждения на тему и по поводу» на более продуктивный метод «включенного наблюдения».
Жизнь сложилась так, что Господь даровал мне жизнь и тело без серьезных недоработок. В раннем детстве ухитрился заработать рахит и сердечные проблемки на отцовской службе на северных морях. Но по приезде в Саратов, после демобилизации, был вытащен заботливыми бабушками на уровень стабильного здоровья.
Растущий в послевоенное время уровень норм ГТО был фоном, на котором необходимо было заботиться о спортивной подготовке, чтобы не выглядеть тем, кого нынче называют «ботаном», а тогда попросту «маменькиным сынком», «мамсиком».
Отцовское лихое военно –морское прошлое сформировало раннюю мечту о службе на флоте, поэтому за десять лет обучения я в 10 секциях ( кстати, абсолютно бесплатных, спасибо развивающемуся социализму) доказывал сам себе, что я отъявленный «папсик», не только параллельно формируя здоровое тело, но и веселую бесшабашность минного офицера. За что батюшке поясной поклон и ныне.
Однако и к «безбашенным здоровякам» постепенно подходит «зрелый возраст», если в старости стыдно признаться. Как говорил тот же старик отец, пока не покинул этот неласковый мир: «От возраста только коньяк лучшеет!».
Так что очередная работа на выезде, когда два месяца пришлось жить с непрерывно и круглосуточно курящими соседями, привели к тому, что краткий отпуск на пару дней на 8-е марта привел к целой серии гипертонических кризов.
И, как всякий нормальный русский человек, ни минуты за жизнь не думавший про здоровье «на завтра», решил, что это – начало конца.
И заботливые родственники вызвали платную «Скорую», которая тут же увезла в платный стационар.
Лекарствами, столь же эффективными, насколько дорогими, криз сняли и предложили полежать в отдельной палате, отдохнуть. Но каждый день «отлежки» стоил четырехзначной суммы и первой была вовсе не единица. Это нервирует с каждым днем кризиса, хоть деньги и не твои, а форма благодарности еще не предъявлена. «Если не знаешь, чем оплатить чувство благодарности, заплати деньгами. Да и партеры по командировке через всех родственников, до которых могли дозвониться, напоминали о сроках сдачи отчета. Едва давление нормализовалось, «утек» за компьютер и попытался работать. Не тут-то было.
Встревоженное сознание в очередной раз сделало привычную попытку доказать телу, накачанному дорогими препаратами, «кто есть ху» в доме организма. Волевыми усилиями оно усадило тело за стол и заставило включить компьютер.
Но тело, которому препараты не позволяли поднять давление физиологически, ответило жесткими головными болями, хотя каждому известно, что голова болеть не может – в мозгу просто нет болевых рецепторов. Нечему болеть.
И тело просто через час работы укладывалось на диван и отключало сознание, сваливая его в состояние, похожее на сон.
А когда истомленное не существующими мигренями сознание притомилось бороться, тело позволило ему включиться, но только для того, чтобы оно убедилось — все записанное на компьютере волевыми усилиями, походило скорее не на отчет, а на малосвязный текст. К тому же компьютер завис наглухо. И больное сознание, в попытках оживить хоть один материальный носитель результатов своей суетливой борьбы, начало двигать пальцами тела. Компьютер потребовал перезагрузки и унес с собой весь бред, который пытался зафиксировать. Тело решило последовать за ним, и выключило мозг, преодолев лекарственную защиту, шарахнуло по мозгу волной нового криза.
Похожий одновременно на верблюдика с пачки «Кэмел» и на портрет Пастернака фельдшер «Скорой», вызванной уже бедными родственниками, посоветовал: «Никто не знает, когда какой-то сосудик не выдержит давления и порвется. Наступит инсульт и будете, как овощ, ходить в сортир, не вставая с постели. Оно вам надо? Может, в больничку?»
Возражать сил не оставалось, да и незачем было возражать. Представив себя огурцом в сортире, да еще с отключенным сознанием, поехать с ним «я как то сразу согласился». Но, поскольку фельдшер жизненный опыт совместил с профессиональными умениями, к моменту приезда в больничку давление нормализовалось, и мне предложили придти послезавтра, в плановом порядке. И я тут же согласился снова.
Сонное ожидание назначенного времени явки дало плоды: явился в приемный покой с давлением в границах нормы. Тем не менее, постояв в коридоре, в очереди, казавшейся бесконечной, я довольно быстро очутился на третьем этаже, в терапевтическом отделении.
Направление работало вне зависимости от текущих симптомов.
Правда, работало вяленько. Работавшая в прочих госучреждениях хитрость – приходить к концу назначенного срока явки, чтобы основная часть очереди уже прошла, здесь, в больнице, сработала частично. Очередь прошла мгновенно, но все удобные койки уже были заняты уже пришедшими ранее. И пришлось долго сидеть в коридоре, пока медсестры приволокли какую-то ограниченно годную кушетку вместо стандартной кровати, и заселили меня восьмым в палату, рассчитанную на семь коек. Сестра-хозяйка выдала матрасы и белье, и пообещала прислать девочек, чтобы надеть пододеяльник. Они, кстати, так и не появились. Одеяло заправилось в пододеяльник ее же руками, но только на следующее утро.
Меж тем мое ожидание кушетки, на которую так хотелось прилечь, использовалось старшей медсестрой отделения для командирования моего тела по кабинетам и этажам. Разумного на первый взгляд в этой беготне было немного, там проверили глаза, там сделали УЗИ внутренних органов. Более понятно все стало на снятии кардиограммы. Мое покладистое ожидание привело к тому, что я ни минуты в этот день не сидел в очередях, везде подходил к пустым кабинетам. Лечить меня в этот день никто так и не начал. И в обед покормили только щишками – второго мне по поводу первого дня службы не полагалось. И я завалился на кушеточку. К ночи освободились и кровати, большинство клиентов были на дневном стационаре.
К утру меня снова поставили в круговерть очередей у разных кабинетов, предварительно выдав контейнер с таблетками на весь день и следующее утро. Обитатели кабинетов деловито лепили датчики, навешивали до утра приборы, меряющие пульс, давление. Диагносту врачу хватало пары минут, чтобы в отведенное на заботу о моем организме выслушать сердце и померить давление. Времени на беседы просто не тратилось. А жаль, уж очень она была мила и нестандартна восточной внешностью своей.
Соседи, не стесняясь, что-то подолгу расспрашивали у нее, предлагали свои варианты, доказавшие на этапе самолечения свою эффективность. Мне же спросить было нечего – я единственный, кто лежал тут первый раз.
Через пару дней спокойных походов по диагностическим кабинетам я начал узнавать практически всех пациентов отделения. Они сбились в плотные группки, занимали друг другу очереди в кабинеты и в столовой – по всему видно, знакомы не первый день и специально подгоняли время, чтобы встретиться в палатах сплоченной компашкой. Почти все они были старше меня. Молодые в очередях были либо травматики, либо клиенты стоматологического отделения.
И до меня постепенно дошло. Эти люди приходили сюда не с целью вылечится, чтобы жить дальше. Они давно осознали, что «молодежь на ярманку с песнями в горку самоходом, а они уже с ярманки с тоской в глазах под горку катятся». И это не пункт здоровья для забарахлившего организма, а ремонтный пункт для готовых к списанию механизмов, почти отработавших свой ресурс.
И они свыклись с этой мыслью, или ощущением. Они уже не ждут, что после лечения почувствуют себя бодрее, так, что-то подчинят, подлатают, снимут на время остроту болей – и они еще поскрипят. Здоровья им уже не видать, поскольку с детства им никто не привил навыков медицинского самосохранения, психогигиены здоровья. Таблетки здоровья, которую принял бы и забегал, как молодой, еще нигде и никто не придумал. Поэтому медицина плоха по определению – не может же человек сам быть виноват в том, что организм, как простой механизм, поизносился без заботы хозяина и вот-вот разрушится. Никто не может сосчитать себя виноватым в собственно слабости, там более в собственной смерти. И сами они, в большинстве своем, надоели своими болячками и рассказами о них своим домашним. Поэтому больница для них – это клуб друзей по проблемам, где тебе посоветуют, поделятся собственным наработанным опытом «перемоги», посоветуют лучше и заботливей любого доктора, как спасать себя от одиночества и страха смерти.
А десять дней на казенных харчах (кстати, совсем не плохих, но безвкусных и малосоленых) да на бесплатных лекарствах, которые давно нужно принимать ежедневно. ПОЗВОЛЯЮТ СУЩЕСТВЕННО СЭКОНОМИТЬ нищенскую ПЕНСИЮ. Это важно, когда тебе внатяг хватает на оплату лекарств и коммуналки. Подозреваю, что для многих моих соседей больничная еда казалась чуть ли не деликатесом.
И вот такое машинное, ремонтное отношение к их единственной собственной жизни и заставляет пациентов больниц так критически отзываться о медицинском обслуживании. Я, кстати сказать, глядя на них, почувствовал себя в результате лекарственного и физиотерапевтического лечения за десять дней как свежий тульский пряник – вкусным и здоровым.
«Значит, снова можно драться, петь девчонкам во дворе». Не хочешь стать старой рухлядью, самокатом без мотора – задумайся о том, что в твоем нынешнем возрасте есть здоровая привычка. Жить станет веселее, хоть и поскрипишь, пока их меняешь.
