С позиции уюта и будущей лучшей жизни очень многого, из того что болтается под ногами, так и норовя сбить с толку, вообще не нужно: например, не нужно падение курса рубля при сохранении прежней рублёвой зарплаты.
Тот, кто и раньше не мог позволить себе путешествие за границу (а такие, поверьте, есть и в немалом числе) теперь вынужден выслушивать жалобы тех, кто и раньше мог позволить себе путешествие за границу, но как же им теперь будет это непросто: всё стало гораздо хуже, говорят вторые первым, первые кивают. Верят как себе, потому что себе никогда не верили по-настоящему: да и как поверить, если тебе уже за тридцать, а ты даже машину себе позволить не можешь и живёшь не в своём доме? Кивать и соглашаться о плохом легко, потому что тот, кому никогда не было хорошо, не ощущает ухудшений на самом деле.
Да то и верно: по любой балльно-рейтинговой системе в любой захудалой конторе эти люди, неудачники, лузеры, лохи так о себе и заявят. Потому что не смотрят на жизнь с позиции уюта. Даже если не лентяи и всю жизнь верили в своё дело, чем бы они там ни занимались.
И трудно заметить – как меняется позиция уюта. Прабабушки поколения восьмидесятых (если таковые бы оставались жить) рассказали: в конце тридцатых уютным было «не забрали сегодня – и то хорошо, дай бог и завтра не заберут». В конце семидесятых (свидетели живы!) уютным было «очередь на квартиру подходит, ребёнок не в училище пойдёт после школы, а в вуз».
В девяностые тоже что-то было уютным, но настолько разными эти уюты складывались, что окончательно переформатировались. И будто никто не заметил. К примеру, дело, которым занимался человек (в школе, в больнице, на заводе), то, чем он был занят и к чему привык (не у каждого же «призвание») обрело поначалу свой английский эквивалент, от занятости, busy – и стало именоваться «бизнесом». Если делом можно было заниматься для себя, для души, из призвания – то бизнесом уже нет. Поэтому резко всё, что делали люди и на чём держались выпало из общественного внимания. Любое дело, которое не имеет оттенка (отсутствующего, кстати, в английском ореоле значений) залихватского русского деньго-делания-любой-ценой-и-плевать-на-всё в духе: заработаю-денег-а-там-уж-и-жизнь-налажу, любое иное дело не просто выпадало из обоймы уважения, но ещё и вызывало скепсис, проходящий через иронию – вплоть до объявления лузером (да-да, проигравшим, упустившим удачу – loose: свободный; looser: неудачник). Молодые и ретивые «художники» отвечают тем же: «мы вас нелюбим, всё наше искусство – об этом» — молодые и ретивые настолько, что им не хватает мудрости увидеть: вас отвлекли от вашего дела, заставили играть по чужим правилам.
И вот мы здесь. Заигравшиеся по учебнику «Экономикса» (кто помнит такой?), по телевизору научившиеся верить в правовые основы (и пусть, что мы ни разу с ними не сталкивались на самом деле в своей жизни), мыслящие с позиции того уюта, которого не только никогда не существовало для нас, но и вовсе не существовало, вменяющие каждый этому (вот-вот, ещё немного неинтересных и гибельных усилий – и всё-всё наладится) светлому будущему свои фантазмы, готовы делать то, что нам неинтересно, готовы искать в этом виноватых, отмахиваясь от тихих дел, которыми по-прежнему – как и во все былые времена – заняты люди, непонятые с позиции «бизнеса» и небывалого уюта, ради которого мы начинаем мерить других нечеловеческой меркой «показателей эффективности».
Подобная связка – нелюбимая работа ради небывалого уюта, – конечно же, даст трещину. Рано или поздно. Но плоды культуры небывалого уюта окружают нас уже здесь и сейчас. Они отвлекают внимание от важного, своего, того, что только и можно любить.
Как написал мой один хороший знакомый (в упадочной по настроению поэме): «Нельзя возвратить того, что утеряно не было / мама! здесь как и прежде / древнее синее небо»
Всё меняется, и позиции уюта меняются. Неизменно только стремление облегчить себе жизнь, судя о ней по первой, подвернувшейся из очередной сплетни, позиции уюта.
А что, разве человек не имеет права на счастье? Вот только окончательной формулы удачного ответа вывести не удалось. Хоть это оставляет нам шанс, который никто упустить не может.
