Пока население страны распределяет годы по восточному гороскопу, догадываясь об очередном представителе животного мира по резкому увеличению его статуэток на предновогодних прилавках, правительство тоже не отстает от народа, предлагая свои варианты наименований.
Если важнейшим из всех искусств для нас является кино, согласно высказыванию вождя мирового пролетариата, то важнейшей из наук – точно философия. Очевидно, именно по этой логике Российская академия наук обратилась с открытым письмом к руководителям страны с просьбой объявить 2017 год в России – Годом философии! Все логично: 2015 – Год литературы, 2016 – Год кино… Как говорится, только философии нам тут и не хватало!
Может быть, стоит видеть в этом неожиданном и, на первый взгляд, немотивированном решении последствие реформы РАН? Вот только какое это последствие – положительное или отрицательное – еще предстоит определить. Даже в патриархальные советские времена, когда были «физики в почете», а «лирики в загоне», у философов положение было весьма специфическое. С одной стороны, далеки от материального производства и экономического базиса, с другой – являют собой пример идеологической надстройки, без которой любая формация перестает соответствовать стройной схеме диалектического материализма. Впрочем, не те сейчас времена, а вот многие философы – еще те, что и порождает достаточно трагикомический эффект. В том смысле, что со стороны – комический, а изнутри – и от трагедии недалеко.
В обыденном сознании о философии прочно укоренилось представление как о чем-то абстрактном, далеком от жизни и устойчиво ассоциирующемся с образом «рассеянного профессора». Впрочем, если считать философом того, кто умеет разглагольствовать о смысле жизни, то тогда выяснится, что таких философов в России – каждый второй, а Год философии в этом случае безнадежно запоздал и вообще лишен смысла, ибо бесполезно выделять всего один год для того, на что обычно тратится вся жизнь.
Однако если посмотреть на эту проблему «вооруженным взглядом» (как герой незабвенной комедии недавно ушедшего от нас Эльдара Рязанова), то все окажется немного сложнее. Честно говоря, философы нужны далеко не всегда (такая минутка самоуничижения!)… Ожидать от них быстрой реакции на происходящие события и тактических рекомендаций не приходится, но ведь совсем не в этом их сильная сторона. Живущие вечными вопросами, они откликаются либо слишком поздно, либо невпопад (что всегда создает проблемы при улаживании с философами рабочих моментов). Впрочем, вопрос ведь совсем не в психологическом портрете среднестатистического (если допустить существование такого персонажа) философа!
Когда мы имеем дело с фактом публичного обращения к правительственным инстанциям, вопрос не в самой философии, а в ее социальной функции. Той самой, которую она с относительной долей успешности выполняла на протяжении всего советского периода отечественной истории, и отсылки к которой так ненавязчиво проскальзывают во всех выступлениях в пользу Года философии. В конце концов, в 2017 году России предстоит отмечать (хотя отмечать ли?) и столетие Октябрьской революции. Для Франции подготовка к схожему юбилею, правда двухсотлетнему, стала временем для ревизии своей исторической памяти и печальных выводов о том, что революционное наследие растворилось в совершенно иных исторических и культурных контекстах. Об аналогичных размышлениях в преддверии отечественного юбилея можно только догадываться… Итоги надо бы подвести, но вот не подвели бы они нас!
Так вот для философии это столь необходимый повод напомнить о себе и обратить на себя внимание «власть имущих», что, однако, чревато вполне предсказуемыми последствиями. Для философа всегда есть риск в том, чтобы перестать слышать других, а для философии это обстоятельство превращается в опасность стать идеологией. Причем, идеологией не в том смысле, чтобы транслировать идеи (ибо это предполагает хотя бы наличие каких-то идей), а в смысле исполнения вполне определенного политического заказа. И проблема вовсе не в том, что такие люди не нужны (помните, как у Бродского про Землю – «удобрить ее солдатам, одобрить ее поэтам…»). Проблема в том, что у философов хорошо получается ставить вопросы, а не отвечать на них. Ответы на поставленные вопросы пусть ищут другие. У философии вполне хватает и своих преимуществ.
Философия нужна в качестве основы всех гуманитарных (и не только!) наук, которые, как выросшие дочери, быстро забывают о постаревших родителях в экстазе матримониальных перспектив. Правда, потом все равно возвращаются в отчий дом, когда перспективы оказываются не столь уж блестящими.
Философия делаем людей умнее, причем зачастую вопреки их собственному желанию (проверено на поколениях очных и заочных студентов). Как тут не вспомнить замечательный пример из «Обещания на рассвете» Ромена Гари, когда к матери главного героя является заплаканная девушка со словами: «Ваш сын научил меня читать Достоевского, кому я после этого нужна…».
Философия – это не спасательный круг для утопающих, но обычно после нее никто уже не умоляет о помощи. Если уж тонут, то с полным осознанием бренности своего бытия и неизбежности такого завершения жизненного пути!
И, в конце концов, если уж обращаться к формальным критериям (о чем постоянно твердит Министерство образования), то почему бы не обратить внимание на востребованность философского образования? И ходить далеко не надо (в прямом и в переносном смысле), ведь в Саратове философы успешно выпускаются уже 20 лет, а вступительный конкурс остается стабильным. И если так происходит, то, как говаривал один умный человек, значит это кому-нибудь нужно?